Накануне этого отнюдь не рядового для юбиляра события в гостях у него побывали журналисты «Вечернего Омска». Эта встреча – уникальный повод послушать человека, чья память хранит события, свидетелем которых был и остаётся только он. Предлагаем читателям «Вечёрки» фрагменты нашей беседы.
Из семьи переселенцев
– Отец ваш Григорий Матвеевич вместе с братьями переехали в Сибирь из Белоруссии, мать Мария Болеславовна – полячка, а вы себя кем считаете?
– Ясное дело, русским, кем же еще. Опять же, какой из отца белорус? Белорусы – те же русские, только говор немного другой… А мама моя здесь оказалась с началом Первой мировой войны. Она с запада вглубь страны бежала, в Сибирь, вместе с родней. Грицевичей четыре брата было, отец младший, все уроженцы Гродненской губернии.
По пути в Сибирь братья Грицевичи издержались, остановились в Челябинске. Работали на железной дороге. Там с отцом Николая Григорьевича случилась беда, сейчас бы сказали – производственная травма. Серьезно повредил правую ногу. Его поместили в переселенческую больницу, ногу частично ампутировали. Месяцев восемь лечился, ему сделали протез.
Братья тем временем уехали дальше, Григорий присоединился к ним чуть позже. Николай появился на свет 23 сентября 1920 года. Он был единственным сыном в семье, где еще воспитывались три его старшие сестры: Вера, Лида и Валя. Детство Николая Грицевича прошло в Татарске. Покинул он родной городок лет в шестнадцать. Этому предшествовали далеко не радостные обстоятельства. Григорий Матвеевич по приезде в Татарск устроился в ремесленную артель инвалидов, стал ее председателем. Все шло хорошо, семья хоть и обитала в скромном жилище, состоявшем из комнаты и кухни, особой нужды не испытывала. Разводили кур, держали корову, мать всех обшивала. Жизнь семьи резко изменилась, когда отца осудили по печально известной 58-й статье за якобы антисоветскую агитацию.
– На него донес секретарь первички, – рассказывает Николай Григорьевич. – Секретарь вмешивался в дела артели, отцу это не нравилось. На этой почве они повздорили. Отца осудили на три года. Нас выселили в старую бесхозную баню, где зимой все стены промерзали. К тому времени старшие сестры с нами не жили: Лида вышла замуж за офицера НКВД и уехала в Омск, а Вера уехала учиться в Барнаул. В четырнадцать лет я впервые закурил. Из-за стресса после ареста отца. Пачка папирос стоила 35 копеек, деньги я уже зарабатывал.
Жили мы бедновато. Маме одной трудно было управляться. Надо было как-то помогать семье. И я устроился работать в землеустроительную партию. От друзей узнал, что есть в Новосибирске институт военных инженеров железнодорожного транспорта и что платят там большую стипендию. Шестилетний цикл обучения, еще один год давался для военной подготовки. К тому времени по настоянию Лиды мы перебрались в Омск. А я поступил в институт.
Летом 1940 года, приехав домой на каникулы, на танцах в клубе Николай познакомился с будущей женой.
– Людмила была на два года младше меня, училась в медицинском институте. Свадьба наша состоялась уже во время войны. Скромная, конечно, свадьба. Запомнилась она нам проливным дождем в тот день. И тем, что невеста подарила мне папиросы «Казбек».
О начале войны Николай узнал средь бела дня из выступления Молотова по громкоговорителю. Был жаркий воскресный день. Они с другом сразу же направились в военкомат, но их на фронт не взяли.
– На фронт железнодорожников поначалу призывали, а потом вернули, иначе бы весь транспорт сразу встал. Эвакуация предприятий, подвоз войск, военной техники – все по железной дороге доставлялось.
О Рождественском – с любовью
Николай Григорьевич хорошо помнит послевоенный Омск. Во время войны город разросся, сюда было эвакуировано свыше ста крупных предприятий. На них трудилось не менее 150 тысяч человек. Население значительно увеличилось. Люди обитали в стесненных бытовых условиях, в старых бараках, мало приспособленных для нормальной жизни. Город задыхался от собственной беспросветности.
– Начало озеленению Омска, этого «пыльного, грязного городишки», по выражению Достоевского, положил тогдашний председатель горисполкома Николай Александрович Рождественский. Он был мэром, хотя мне больше нравится слово «градоначальник». Недавно кончилась война, бедность была во всем. Надо было восстанавливать то, что разрушено. Чем Омск мог удивить собственных жителей? Чтобы народ как-то почувствовал, что наступило мирное время и жить стало лучше? Только вот озеленением города. Надо было убрать с улиц пыль и грязь. И Рождественский начал наводить порядок. Я тогда был одним из руководителей Омского отделения железной дороги, начальник поручил мне заниматься вопросами зеленого строительства. Приехал к нам Рождественский: вот вам, железнодорожники, задание – засадить деревьями улицы в Ленинском районе, прилегающие к вокзалу. Саженцы в сельских районах предприятия закупали самостоятельно. Мы давали вагоны под перевозку этих саженцев. В саженцах, кстати, особого выбора не было – лишь бы посадить. Вот и насадили тополей, потом вдыхали этот пух. Хорошие-то саженцы стоили дорого, да и не хватало их. А тополя хорошо поглощали углекислый газ и выделяли кислород. И росли быстро. В ходе этого зеленого строительства мы и подружились с Рождественским. Когда он уезжал в Чебоксары на аналогичную должность, сказал мне: «Ты, Николай, ничего не планируй на следующий год. Вместо отпуска в Сочи приезжай с женой ко мне. Возьмем теплоход, и я покажу тебе Волгу». Его в Чебоксары взяли с удовольствием, он там тоже занимался озеленением. Я вообще считаю Рождественского лучшим мэром Омска.
Преображение города
Всем миром в Омске решали жилищную проблему. Грицевич рассказывает, что строительство велось методом народной стройки, в основном за счет средств городских предприятий.
– Железнодорожникам было проще, чем заводчанам: у нас имелись шпалы для строительства домов. Они не являлись экологически чистым материалом, но что было делать? Мы, например, на Московке строили, в Ленинском районе.
Новый этап в строительстве жилья наступил, когда я пришел в горисполком вместе с Алексеем Ивановичем Бухтияровым: он председателем горисполкома, я первым замом. Об этом стоит рассказать подробнее, потому что нынешние поколения омичей не знают, как преображался Омск, кто делал его уютнее. Чтобы сделать резкий скачок в жилищном строительстве, надо было решить три проблемы: создать базу стройиндустрии; внедрить серию домов, позволяющую строить дома до 16 этажей вместо 5-этажных; найти возможности строить не отдельными домами, а кварталами и микрорайонами. Решение двух последних проблем находилось в компетенции городских органов власти. Создание базы стройиндустрии в Омске было поручено строительному главку под руководством Н. В. Степанца. Николай Васильевич был человек с выдающимися организаторскими способностями, целеустремленный. За короткое время в Омске было построено пять заводов сборного железобетона, заводы по производству стеновых панелей, металлоконструкций и деревообработке, крупные бетонорастворные узлы, штукатурные и малярные станции, заводы по выпуску керамзитового гравия, по производству асфальта и т.д.
Эта ситуация получила дальнейшее развитие, когда вышло актуальное, очень важное для нас Постановление Совета министров СССР «О развитии хозяйства города Омска». Документ появился в результате активной и дружной работы органов власти города и области. Надо отдать должное первому секретарю обкома партии Сергею Иосифовичу Манякину, при деятельной поддержке которого правительство приняло это постановление.
В городе развернулось масштабное социальное строительство. Поистине эпохальным событием в жизни Омска можно назвать застройку правого берега Иртыша. Весь период своего существования город был отлучен от реки, она была его грязным тылом. Дворы жилых домов выходили огородами на реку, куда и стекали отходы. Сараи, склады, базы, временные причалы, какие-то халупы – так выглядел правый берег. Шестидесятые годы стали началом поворота города фасадом к реке. Прибрежная часть Иртыша от Ленинградского моста до речного порта начала застраиваться чуть раньше. Потом дело остановилось. Чтобы продолжить работу, надо было намыть в пойму реки песок, местами высотой до четырех метров. Стройка на правом берегу возобновилась – здесь появились жилые дома, школы, детские сады, больницы, магазины, гостиницы. Убрано было все, что захламляло берег, снесены ветхие дома, а жильцы переселялись в новые. Иртышская набережная наконец-то превратилась в любимое место отдыха омичей. По такому же принципу, кстати, строилась впоследствии набережная имени Тухачевского.
Вернемся к строительству жилья. Николай Григорьевич Грицевич рассказывает, что постепенно в ходе застройки крупных жилмассивов, например Амурского, Чкаловского и других, возможности строительства в районах города сокращались. Точечная застройка была весьма затратной и поэтому невыгодной. Нужны были новые, обширные стройплощадки. Назрела острая необходимость перехода к строительству города на левом берегу Иртыша. Это стало также эпохальным событием в градостроительстве.
– Масштабные подготовительные работы начались в конце шестидесятых, – вспоминает Николай Григорьевич. – Дело в том, что все источники жизнеобеспечения были на правом берегу Иртыша, их надо было перебросить на левый берег дюкерными переходами без остановки судоходства. Наши строители и монтажники справились с этой работой блестяще и в сжатые сроки. Уже в 1972 году на Левобережье появился первый панельный дом, а затем объемы строительства шли опережающими темпами. Со временем Левобережье, где наряду с жильем появились крупные больницы, кинотеатры, магазины, новые производства, превратилось в главный спальный район города, сопоставимый по численности населения с иными областными центрами нашей страны.
Водная эпопея
Я курировал сферу ЖКХ. В то время коммунальное хозяйство города находилось в плачевном состоянии. А без его восстановления нечего было думать о новом строительстве и улучшении жизни людей. Начали мы с водоснабжения. Парадокс: Омск оказался у воды и без воды. Эта ситуация сложилась не вдруг. Гидротехнические сооружения в соседнем Казахстане посадили на мель омское водоснабжение. В результате малых попусков из водохранилищ водозаборы наши угрожающе оголялись. Неоднократные наши бедственные сигналы ни на кого в Казахстане не производили впечатления. Мои поездки в Министерство мелиорации и водного хозяйства кончились ничем. В общем, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Принято было решение более рационально использовать питьевую воду, установить регулирование и контроль за тем, сколько давать воды населению и сколько промышленным предприятиям. Это вызвало трения между горисполкомом и директорами заводов, и понятно, что дальше так продолжаться не могло. Поэтому необходимо было построить новые водохозяйственные сооружения. И строить в аварийном режиме. Выше города, в 22 километрах, нужно было соорудить насосную станцию первого подъема, предусмотрев и запасное водохранилище на миллион кубов. Нужен был водовод до очистных сооружений протяженностью те самые 22 километра. Необходимо было нарастить мощность очистных сооружений, обновить разводящую сеть. На все это требуется огромное количество труб диаметром от 1020 до 50 миллиметров. Плюс к тому второй подъем следовало оснастить мощными задвижками. Кроме того, надо было разделить водозабор на питьевой и промышленный – следовательно, строить промышленный водопровод. Я был ответственным за выполнение этой сложной задачи. Помогали ее решать и руководители области. Благодаря С. И. Манякину приобрели насосы и двигатели к ним. В поиске труб большого диаметра я побывал в нескольких городах СССР. Везде полный облом. Узнал, что в Тюмени работает мощный спецтрест по прокладке нефте- и газопроводов. Еду в Тюмень. Вышел на управляющего трестом. Долго уговаривал его, пока он не сдался под моим напором, гарантировав поставку труб диаметром 1020 миллиметров. Таким же примерно образом добывал трубы диаметром 400–600 миллиметров в Челябинске, их выпускал тамошний трубопрокатный завод. Затем выбивал трубы мелкого диаметра в Новосибирске. Настоящая эпопея! Вот таким образом мотался по стране. Домочадцы видели меня редко. Каков был результат напряженной работы, в которой участвовали многие предприятия и службы города? Омский Водоканал в семидесятых годах – это 1700 километров водопроводных сетей и канализации, 79 насосных станций, 47 трансформаторных подстанций, склад хлора, три насосные станции перекачки стоков в биологические очистные сооружения, очистные сооружения водопровода на 600 тысяч кубов. В результате на каждого жителя Омска приходилось тогда 316 литров хорошо очищенной питьевой воды.
Или вот еще об одной важной проблеме. В Иртыш и Омь попадало до двух третей всех фекальных и ливневых стоков – напрямую, без очистки. Возле Комсомольского моста через Омку нечем было дышать. Принимаем решение перегородить Омь насыпной дамбой выше по течению. Работы делать в аварийном режиме, с привлечением всей имеющейся техники на выполнение земельных работ. Накопить воду за дамбой, а затем взорвать ее, чтобы мощным потоком промыть русло реки. Взрыв – и вода из Оми мощным потоком пошла в Иртыш. Русло прочистилось. Этот случай загнивания реки заставил нас форсировать реконструкцию и строительство новых биологических сооружений по очистке воды.
Добавим к рассказанному Николаем Григорьевичем следующее. Он двадцать лет, с 1965-го по 1985 год, работал в Омском горисполкоме и был непосредственно ответственным за отрасли строительства и жилищно-коммунального хозяйства. Назовем только главные итоги за эти 20 лет. Введено в эксплуатацию 12 миллионов квадратных метров жилой площади. Ликвидировано 1300 бараков, где проживали 14 тысяч семей. Построено более 150 школ и детских дошкольных учреждений, десятки больниц и поликлиник, восемь корпусов вузов, множество клубов и дворцов культуры, кинотеатров, спортсооружений, предприятий торговли и общепита, бытового обслуживания, зданий проектных институтов.
Созданная в те годы практически с нуля мощная база коммунального хозяйства (водопровод, канализация, очистные биологические сооружения, тепло- и электроэнергетика) служит городу до сих пор. За свою самоотверженную работу и трудовую доблесть Н. Г. Грицевич был награжден орденами «Знак Почета» (четырежды), Трудового Красного Знамени, многими медалями, является почетным железнодорожником СССР. Особого упоминания заслуживает звание почетного гражданина Омска, которого удостаиваются люди, внесшие выдающийся вклад в развитие нашего города.
Среди многих эпизодов своей работы в горисполкоме Николай Григорьевич вспоминает, при каких обстоятельствах довелось заниматься благоустройством хорошо известного всем омичам Зеленого острова.
– Однажды звонит помощник Манякина и сообщает, что первый секретарь обкома вызывает меня прямо сейчас. «По какому вопросу?» – спрашиваю я. «Не знаю», – говорит помощник. «Кто у него в кабинете?» – «Громыко». А Василий Громыко был ректором института физкультуры. Ну, ладно, прихожу. Сергей Иосифович спрашивает, давно ли я был на Зеленом острове, добавив, что там все в запустении, заросло бурьяном, превратилось в бомжатник. Сказал нам: «Посмотрите и доложите, что там можно сделать». Мы посмотрели и предложили сделать на Зеленом острове культурно-оздоровительный комплекс, чтобы можно было культурно отдыхать, заниматься физкультурой и спортом. Манякин поддержал эту идею, но сказал, чтобы деньги искали самостоятельно. Мы потом будущую стройку распределили между всеми районами города, расписали, кому что делать. Пять лет занимались Зеленым островом и сделали конфетку.
Цветы для Брежнева
За двадцать лет работы в руководстве города Николай Григорьевич насмотрелся всякого. Встречал разных высоких гостей, навещавших Омск.
Запомнился случай, связанный с Леонидом Ильичом Брежневым. Однажды генсек с Буденным поехали с визитом в Монголию. Поехали поездом, через Омск. Звонит помощник Манякина: «Передаю тебе просьбу Сергея Иосифовича раздобыть цветы для встречи Брежнева, он будет через час». Дело было зимой, воскресный день. Что делать? Водителя под рукой нет, позвонить ему не могу, потому что у него не было телефона. И все-таки вызвал его через соседей. Агафон, так его звали, мигом примчался. Поехали в совхоз «Декоративные культуры» на Красном Пути, там все на замке, директора не найти. Водитель говорит: едем в Кировск, там есть такое же цветочное хозяйство. Приезжаем туда, рядом с оранжереей свадьба пляшет и поет. А директор там находится! Открыла, мы цветов охапку набрали – и на вокзал. «Ну, ты молодец», – похвалил Манякин. За пять минут до приезда генсека успели мы на перрон. Выходит Леонид Ильич из поезда, в валенках, из-под полушубка выглядывает пижама. Они с Манякиным поздоровались и стали вдвоем по перрону прогуливаться. Все остальные стоят в сторонке. Цветы, кстати, внесли Брежневу в вагон. Поговорили они, попрощались. Брежнев из тамбура крикнул напоследок: «Манякин! Скоро Пленум ЦК по сельскому хозяйству, тебе выступать». С намеком, чтобы готовился с докладом. И поезд тронулся…
Секрет долголетия
– Конечно, я никогда не думал, что доживу до ста лет. Что сейчас вспоминается? Много чего. Если все как есть рассказать, вы не поверите, сколько работал и сколько спал. На железной дороге все было изношено после войны – вагоны, путевое хозяйство. Специалистов не хватало. Как авария – меня поднимали в любое время дня и ночи. Сутками пропадал на службе. Это была работа на износ. Но почему-то сейчас все это вспоминается совсем в ином ракурсе, как лучшие годы жизни. Городское хозяйство тоже требовало огромного напряжения сил. Но я особо благодарен судьбе за то, что она свела меня со многими замечательными людьми, крупными руководителями, специалистами и простыми строителями, рабочими, каждый из которых на своем месте не жалея сил трудился для процветания Омска. В газете не хватит места, если всех вспомнить и поименно перечислить. Имена этих достойнейших людей остались в памяти жителей, сохранились на карте города в названиях улиц, скверов, площадей.
– Николай Григорьевич, поделитесь секретом: как вам удалось до таких лет сохранить ясность ума и хорошую память?
– Надо прислушиваться к своему организму и меньше обращаться к врачам. Организм сам подскажет, как себя вести. И не нужно расстраиваться по пустякам, изводить себя мелкими переживаниями. Я предпочитал уходить в работу с головой, это лучшее лекарство от скуки и хандры. И всегда думал о том, как лучше сделать свою работу.
Евгений НАЗАРЕНКО
Фото: Владимир КАЗИОНОВ
****