«Вечёрка» продолжает цикл публикаций, посвящённых столетию Русской революции и Гражданской войны. На этот раз наш обозреватель побеседовал с кандидатом исторических наук, доцентом Сибирского юридического университета А. В. Минжуренко.
Отступление по бездорожью
– Александр Васильевич, год назад мы обсуждали ситуацию 1918 года – приезд в Омск руководителей Уфимской директории, деятельность Сибирского правительства и приход к власти Колчака. Сейчас вновь хотелось бы поговорить о происходившем сто лет назад, но уже в конце 1919-го – начале 1920 годов. Итак, ваша оценка событий вековой давности в Сибири.
– Уместно начать наш разговор с падения Омска в ноябре 1919 года. Пятая армия Тухачевского заняла город без боя, о каком-то сопротивлении со стороны белых не приходится даже говорить. Сработал фактор внезапности. Ранним утром 14 ноября, в сумерках, передовые части красных, переправившись по льду Иртыша на правый берег, появились на улицах Омска. Появились настолько неожиданно, что многие учреждения колчаковского правительства просто не успели эвакуироваться. Вот показательный пример. Начальник тыла армии Колчака генерал Римский-Корсаков, попив чайку, шел к себе на службу и заметил группу солдат. В темноте он не обратил внимания, что они без погон. Остановил их, стал отчитывать: почему, дескать, не отдаете честь генералу? Они ему: генерал? ну, тогда пошли с нами! Вот так Римский-Корсаков попал в плен. Сам себя выдал – ведь в Красной армии погоны никто не носил.
Гражданская война в конце 1919 года в Сибири уже выдыхалась. Причем выдыхалась с обеих сторон, потому что силы были истощены и у белых, и у красных. От Омска до Красноярска фронт, что называется, катился, больших сражений не было. Белые уходят, красные следуют за ними по пятам. У белых большие проблемы с железной дорогой, которую захватили чешские легионеры. Вот представьте: стоит сибирская зима с лютыми морозами, а они едут в теплушках, где круглые сутки топятся печки. Подвижные составы для белой армии либо отсутствуют, либо продвигаются очень медленно. Колчаковских офицеров, беженцев, женщин с детьми чехи выбрасывают из своих вагонов, обрекая на верную смерть. Генерал Каппель, который уводил дальше на восток последние боеспособные части, вынужден продвигаться по снегу, параллельно железной дороге. А по рельсам, с гармошками и песнями, ехали с награбленным в России имуществом белочехи.
– Уточним для читателя: чешские легионеры – это бывшие военнопленные российской царской армии, сражавшиеся против нее на полях Первой мировой войны в составе войск Австро-Венгрии. Революционные события 1917 года застали пленных чехов на территории нашей страны.
– Совершенно верно. А в конце девятнадцатого года между чехами и красными было заключено соглашение, что их отъезду не препятствуют, между ними во избежание стычек сохраняется тридцатикилометровая зона безопасности. В свою очередь, чехи обязаны были не портить железнодорожные пути, станционное имущество, водокачки и оставлять запасы угля. Трудно сказать, насколько были реальные возможности у Красной армии наказать чехов, например при помощи партизан, но такие возможности были. Чехам так и сказали: если вы будете взрывать железнодорожные пути, ломать станционное оборудование, то мы дадим команду партизанам Забайкалья, Амурской области, и ваша дорога превратится в сплошной ад. Чехи, в общем, выполняли эти условия. Но самым коварным требованием красных было, чтобы чехи не брали в свои вагоны белых офицеров. И вот это подлое, я бы сказал, обязательство чехи тоже выполняли.
– Впоследствии белоэмигранты открыто обвиняли командующего чехословацким корпусом Яна Сырового в прямом предательстве…
– Им реально было что предъявить бывшим союзникам. Во-первых, страшный грабеж в России, во-вторых, предательство и сдача самого Колчака в руки эсеровского Политцентра в Иркутске. Исход белой армии и уходивших с нею беженцев напоминал Голгофу. Весь путь на восток вдоль железной дороги был устлан трупами слева и справа. Некоторые уходили семьями, с детьми, и не все, конечно, выдерживали 40-градусные морозы. Плюс ко всему не давали покоя партизаны – грабили, мародерствовали. Партизаны просто раздевали обессилевших людей, оставляя умирать на лютом морозе.
– Не проще ли было сдаться?
– Кому – красным? Так они далеко позади где-то, не дождаться. А партизаны в плен не брали. Вы почитайте первый советский роман Владимира Зазубрина «Два мира»…
– Читал Зазубрина еще студентом филфака.
– Значит, вы должны помнить поражающие достоверностью картины ужасов, очевидцем которых был сам автор. Зазубрин дошел до Канска и там свалился в тифу, а когда выздоровел, написал свой нашумевший роман.
– Интересно, что Зазубрин сначала воевал в колчаковской армии, а потом перешел на сторону красных.
– Ну, тогда это происходило сплошь и рядом. А что касается романа «Два мира», его художественные достоинства я оценивать не берусь, для историка важно другое: здесь показана неприкрытая правда братоубийственной войны, жестокость с обеих сторон. Хочу сказать, что вы, наверное, читали уже причесанный текст, а мне когда-то, в далекой юности, в руки попалось самое первое издание романа «Два мира».
Еще такой аспект хочу отметить. Основу противоборствующих войск составляли мобилизованные крестьяне. Воевали они очень неохотно. У них разница между белыми и красными совершенно не ощущалась. И поэтому, когда обстоятельства складывались неблагоприятным образом, они сдавались, переходили на другую сторону.
Воевать никто не хотел
– Эти многочисленные факты отмечаются практически всеми известными мемуаристами, вспоминавшими Гражданскую войну на Востоке.
– Расскажу совершенно достоверный исторический факт. В Томске стоит белогвардейский гарнизон, на подходе красные, они уже взяли Новониколаевск, колчаковские части сдаются или разбегаются. Два томских полка, помитинговав, решили перейти на сторону красных. Нацепили красные банты, срезали погоны. И вдруг они узнают – ведь Томск-то на отшибе от Транссиба, – что от станции Тайга к ним направляются части польских легионеров. Поляки в основном воевали на стороне белых. А эти никому так просто не сдадутся. Возможно, едут с карательной целью. Что делают новоявленные томские красногвардейцы? Воевать, проливать кровь никто не хочет. Они вновь пришивают погоны, снимают красные банты и становятся белыми солдатами. Потом выясняется, что белополяки из Тайги не направляются, это просто слух, – и опять нашиваются красные банты. Вот такие чудеса случались в декабре 1919 года. О чем это говорит? Белая армия была деморализована. Вот только казаки, добровольцы, те же поляки еще сопротивлялись в арьергардных боях.
Красные войска, хоть и преследовали отступающего противника, тоже были изнурены, истощены. Был даже приказ красноармейского командования без особой нужды в боевые столкновения не вступать, беречь силы и людей. В этом действительно не было необходимости: враг неумолимо откатывался все дальше на восток, без сопротивления оставляя обширную территорию. Собственно, обеим противоборствующим сторонам урон наносили не боевые действия, а мороз и особенно эпидемия тифа, не щадившая никого. Пятая армия РККА, добравшись до Красноярска, слегла в тифу. Потери от эпидемии были многократно больше боевых потерь. Ленину и Троцкому доложили: идти дальше за отступающими белыми нет возможности. Потому-то Гражданская война на восточных рубежах России растянулась еще на два года, что дальше Красноярска большевики идти уже не могли. У них тоже кончились силы. Но понятно, что решение остановиться было принято на самом верху. Впрочем, председатель Реввоенсовета Троцкий был настроен достаточно воинственно. Но Ленин думал более трезво, он считал, что дальнейшее продвижение на восток приведет советскую республику к столкновению с Японией.
– Но все-таки советским войскам пришлось двинуться дальше Красноярска…
– На руку им сыграло эсеровское восстание в начале января 1920 года в Иркутске. Деморализованный белогвардейский гарнизон не оказал сопротивления. Более того, начальник гарнизона генерал Зиневич с частью солдат перешел на сторону восставших, попросту предав Колчака. Власть оказалась у так называемого Политцентра, куда, кроме эсеров, входили и большевики. Они в скором времени стали доминировать в Политцентре, которому командование чехов передало под конвоем адмирала Колчака и его премьер-министра Пепеляева. Взятие Иркутска не входило в планы красных, но представьте ситуацию: там плененный Колчак, как будто даже золотой запас, а власть у местных социал-демократов. А боеспособные части генерала Каппеля приближаются к городу.
– Как раз в январе Каппель, провалившись в полынью, вскоре умер от гангрены, успев передать командование генералу Войцеховскому. Под началом Войцеховского были войска, готовые штурмовать Иркутск и освободить Верховного правителя. В том числе знаменитая Ижевская дивизия, командир которой генерал Молчанов впоследствии в своих устных воспоминаниях подтвердил, что они уже стояли невдалеке от Иркутска и ждали только приказа атаковать.
– У Войцеховского было 30 тысяч штыков, весьма грозная сила. Белые уже станцию Зима прошли. Падение Иркутска было вполне возможно. Под этим соусом, кстати, и преподносился потом расстрел Колчака. Вроде как из-за угрозы его освобождения белыми. Поэтому пришлось потрепанной 5-й армии сушить портянки и двигаться на Иркутск. Там и остановились красногвардейские войска. В итоге Гражданская война к весне 1920 года в целом завершилась победой большевиков. Не переваренными советской властью остались два куска территории: Дальний Восток, где вскоре образуется Дальневосточная республика (ДВР), и Крым, где сосредоточатся Вооруженные силы Юга России (ВСЮР) под командованием Врангеля.
ДВР – это такое государственное образование, существование которого, с точки зрения Ленина, на данном этапе позволяло не допустить военного конфликта с Японией. Буферная республика с допущением всевозможной демократии. Опять же с преобладанием эсеров в органах власти.
– Значит, эсеры опять попытались поднять голову после исхода Колчака, создавая ДВР?
– Полной аналогии, например с Уфимской директорией, проводить не стоит. ДВР – это такое эфемерное, управляемое со стороны образование. На кого могла опираться власть? На Дальнем Востоке тогда проживало очень мало населения, промышленность и сельское хозяйство находились в зачаточном состоянии. Государственность строилась на очень зыбких основаниях, была непрочной. Даже у Колчака в момент, скажем так, активной фазы его власти под контролем находилась огромнейшая территория от Урала до Дальнего Востока, на которой проживало всего 10–12 процентов населения. Из-за этого у него были проблемы с мобилизацией и пополнением войск. А что уж говорить о Дальневосточной республике? Ее существование долгим быть не могло. И в 1922 году большевики покончили с ней, поставив точку в Гражданской войне.
Была ли интервенция?
– Поговорим о роли интервентов, в частности чешских легионеров. В мае – июне 18-го мятеж Чехословацкого корпуса сыграл роль детонатора в развертывании контрреволюционной борьбы на Востоке. И на первых порах они здорово помогли белым. Генерал Петров, автор мемуаров «От Волги до Тихого океана в рядах белых», считал, что они могли именно тогда совместно победить красных, если бы смогли быстро организовать армию. Потом уже было поздно.
– Некоторые мои коллеги-историки полагают, что в 18-м году на волне чехословацкого мятежа на роль военного диктатора хорошо подходил генерал Гришин-Алмазов. Эта фигура окутана ореолом авантюризма, но если вглядеться, личность и впрямь неординарная. Но вот не срослось у него со Временным Сибирским правительством… Что касается чехов, то действительно, их роль на первом этапе оказалась кристаллообразующей. Вокруг них сплотились все антибольшевистские силы от Казани до Владивостока. А теперь мы опять помянем «любимых» наших эсеров. Какие политические настроения царили в Чехословацком корпусе? Там полным ходом шли процессы демократизации, витал дух революции, создавались солдатские комитеты. И командование вынуждено было считаться с социал-демократическим настроем чехословацких легионов. Поэтому их, пусть с оговорками, можно относить к лагерю эсеров. Чехи быстро нашли общий язык с местными эсерами и сибирскими кооператорами, снабжавшими их продуктами и товарами. Понятно, что переворот в Омске 18 ноября 1918 года в пользу Колчака эту эсеровскую армию настроил враждебно по отношению к установившейся военной диктатуре. Сразу же несколько чешских частей, устроив на фронте митинги, собрались идти в Омск, чтобы свергнуть военного диктатора Колчака. Ведь он поднял руку на социал-демократическое движение! И только генерал Жанен, который официально являлся главнокомандующим союзными войсками на востоке России, сумел их удержать от этого шага. Однако эти чехословацкие части в одночасье снялись с фронта и воевать за адмирала Колчака категорически отказались. С этим пришлось считаться. Тот факт, что чехи в основной массе не воевали на стороне Колчака, пропишите прямо-таки жирными буквами.
– А как же командующий Сибирской армией Гайда и его бойцы?
– Они перешли на русскую службу добровольно, их было меньшинство. Мы говорим в целом о Чехословацком корпусе.
– Александр Васильевич, так была ли иностранная интервенция в Сибири? Ну разве это войска? Чехословацкий корпус не воевал, а только мешал Колчаку, оседлав железную дорогу. Англичан всего батальон был, у американцев – два полка с добровольцами, французов и вовсе единицы. Только японцев было много, до 70 тысяч, но они на Дальнем Востоке сосредоточились. В понятии современников интервенция в России – это когда иностранцы совместно с белыми в атаку идут с винтовками в руках. Ведь не было же этого?
– Есть такой критерий у военных историков – по количеству пленных определяется число противоборствующих войск. Этот показатель колеблется, но более-менее работающий. У Красной армии вообще не было пленных интервентов, что являлось свидетельством того, что в боевых действиях они не участвовали. Троцкий публично признавал этот факт. Поэтому – да, открытой военной интервенции не было, только чехи на первом этапе, до прихода к власти Колчака. А если понимать иностранную интервенцию в широком смысле слова – как вмешательство во внутренние дела, то она, конечно, имела место. Но подчеркиваю, мы говорим в данном случае только применительно к Сибири. На Русском Севере, в Прибалтике, на Северо-Западе и, естественно, на Юге, где происходили основные события Гражданской войны, были свои нюансы, о которых мы здесь говорить не будем.
Битая карта Колчака
– Наверняка вас надо спросить, почему как раз в момент отступления белых было принято решение передать Колчака иркутскому Политцентру. Кто принял решение – генерал Жанен или командующий Чехословацким корпусом генерал Сыровый?
– Ответ тут простой. Колчак – это была уже битая карта. Но есть ведь еще понятие чести и старый принцип: своих не сдаем. В противном случае и с тобой когда-нибудь так же поступят. Надо как бы до последнего своих союзников защищать. Иначе и новых союзников не завербуешь. С другой стороны, интервенты хорошо знали состояние Красной армии. Они не верили, что советская власть установится надолго. Кругом такая разруха… Советы должны упасть и без военного вмешательства. Поддерживать Колчака, Деникина и прочих белых вождей тоже ни к чему, они выступают за сохранение «единой и неделимой». А в тот момент уже самостийная Украина бурлила, Кавказ отделялся, Бессарабия, получили независимость Прибалтика, Финляндия, Польша… Сбывалась глобальная мечта наших геополитических недругов – расчленить Россию на отдельные государства. Сильная Россия никому не была нужна, как, впрочем, и сейчас. Так зачем было спасать Колчака?! Тем более еще и Ленин провозглашал право наций на самоопределение, вплоть до отделения. И союзники на этот лозунг купились. Ну, не могли крупные западные политики знать, что это колоссальный обман! Даже президент США Вильсон поверил в это.
– Потом большевики всё, что отдали по Брестскому миру, вернули обратно, и даже с лихвой.
– Ленин говорил одно, а поступал по-другому. А Колчак был честный до идиотизма, он открытым текстом говорил о борьбе за восстановление империи. Поэтому союзники и сдали его с потрохами. Причем стратегически сдали Колчака не в январе 1920 года, а еще раньше, чуть не в самом начале его эпопеи. Самим фактом непризнания Омского правительства. Толком не помогали оружием, боеприпасами, снаряжением. Ведь армия колчаковская была раздетой и разутой – вы посмотрите на фотографии той поры! Под Иркутском случился уже финальный аккорд этой двуличной политики. Генерал Жанен так и докладывал наверх: зачем будем поддерживать Колчака, он нам меньше союзник в развале России, чем большевики. Звучит вроде дико, но я настаиваю на этом тезисе.
– Что происходило в Омске зимой 1919–1920 годов, когда в городе уже хозяйничали красные? Репрессии, расстрелы, реквизиции со стороны новой власти?
– Нет, ничего такого не было. Конечно, ЧК работала, но массовых репрессий не наблюдалось. Здесь поначалу разместился Сибревком, то есть Омск претендовал на статус столицы теперь уже красной Сибири. Ведь что такое был тогда Новониколаевск, предшественник нынешнего Новосибирска? Даже не губернский центр. Заштатный, уездный городишко. Однако вскоре именно сюда переехал Сибревком и разместились впоследствии другие органы управления Сибири. Переехали, возможно, потому, что в Омске как бы сохранялась поддержка Колчака, вот эти антибольшевистские настроения, а Новониколаевск – это такая рабочая слободка, там проще и спокойнее.
– Процитирую книжку Троцкого «Терроризм и коммунизм», изданную в 1920 году. Вот что пишет Лев Давидович: «Во время войны все учреждения и органы государственной власти и общественного мнения становятся прямо или косвенно органами ведения войны. В первую очередь это относится к печати. Ни одно правительство, ведущее серьезную войну, не позволит, чтобы на его территории существовали издания, открыто или замаскированно поддерживающие врага». Ну так вот, Ленин и Троцкий это прекрасно понимали, поэтому закрыли все оппозиционные издания. Почему же Колчак так не сделал? Ведь эсеровскую печать в Сибири никто не запретил и она активно работала против белых на их же территории.
– Троцкий из всех большевистских вождей отличался особым цинизмом, он договаривал все вещи до конца. Конечно, здесь он абсолютно прав. В идеологической линии нужна была особая жесткость. Большевики не стеснялись отправлять бывших политических союзников в тюрьмы и застенки. Свободу печати они сразу же низвели до одной единственно правильной точки зрения – большевистской. У так называемого военного диктатора Колчака этого и близко не было. С эсерами и прочими недовольными миндальничали, по-отечески журили. Высылали в эмиграцию, да еще и денег на дорогу давали, как в случае с лидерами Уфимской директории Авксентьевым, Зензиновым и другими.
– Представим себе такой сценарий: интервенты дурака не валяют, помогают по-серьезному, и что в итоге? К чему бы пришел Колчак в случае успеха и какую Россию бы они нам построили?
– При всем высоком интеллекте и образованности, военные вожди Белого движения в политическом смысле были людьми очень наивными. Тот же Колчак постоянно подчеркивал: я не политик. И действительно, политическая программа у него была ужасно простенькая: взять Москву и созвать национальное Учредительное собрание. Но, кстати говоря, оно заранее ему не нравилось. Из-за того что на 60 процентов оно будет эсеровским. Поэтому туманно выражался: в национальное собрание мы пропустим только государственно мыслящих людей. Что бы это значило? Эсеры отпадают, анархисты, социал-демократы отпадают. Кто же остается? Можно только догадываться. Явно речь шла не об установлении демократии. Скорее всего, появилась бы военная диктатура.
– Выступление Колчака было, по сути, авантюрой, так?
– Белые вожди в тот момент этого не осознавали. Это мы так теперь думаем, видя всю ситуацию в динамике и ретроспективе. А они, наоборот, считали тогда, что авантюрой было выступление большевиков. В этом отношении заблуждался не только Колчак, но и союзники. Где было видано в истории, чтобы побеждала плебейская революция! Но вот поди ж ты… Вспомним, как Плеханов и другие вожди социал-демократов реагировали на Октябрьский переворот: ну что вы, ну это несерьезно, ненадолго. В кадетских газетах писали с издевкой: дескать, какая-то шпана пришла вместе с Лениным. Спорили, в днях или неделях это продлится. А продлилось на семь десятилетий, даже больше.
– Вы ведь много лет преподаете студентам. Есть ли интерес у молодых людей к истории Отечества?
– Увы и ах… Много хороших ребят, умных, но к истории почему-то проявляют интерес немногие. Вот недавно по теме Гражданской войны студентка в качестве наглядного материала сопроводила свое сообщение картинкой. Я присмотрелся – это Новочеркасск 1963 года. Спрашиваю: что там происходило? И никто не знает, что в этом городе Хрущев приказал расстрелять рабочую демонстрацию. Мне как историку наблюдать это грустно и печально.
Евгений НАЗАРЕНКО
Фото: Сергей САПОЦКИЙ и из сети Интернет
**