Омичи 5 октября смогут увидеть «Душекружение» (16+) по произведениям Владимира Набокова. Это знаменитый моноспектакль, в котором актер Александр Баргман («Адмиралъ» 18+, «Троцкий» 18+ и др.) демонстрирует виртуозное актерское мастерство. В преддверии гастролей «Вечёрка» пообщалась с артистом.
– Александр Львович, расскажите, пожалуйста, о цели своего будущего визита в Омск.
– Цель приезда в Омск соединяет в себе необходимое и приятное. Необходимое связано с тем, что нужно порепетировать спектакль Театра драмы «На чемоданах» (16+), который поедет в Москву в Театр им. Вахтангова на гастроли. Я сделал эту постановку в 2015 году и давно ее не видел, грядет несколько вводов актеров, и нужно спектакль освежить и подготовить к показу в Москве. Это будет первый гастрольный выезд.
И вторая причина – я впервые привезу в Омск свой моноспектакль «Душекружение» по рассказам и стихам Набокова, который буду играть в Доме актера 5 октября. Это мой актерский спектакль, поставленный в 1994 году. Режиссером выступил замечательный педагог по сценической речи: режиссер, профессор Санкт-Петербургской театральной академии Юрий Андреевич Васильев. А также вместе со мной приедет моноспектакль Олеси Казанцевой «Пиаф. Любовь не по нотам» (16+). Я его режиссер и думаю, что в нем чувствуется некое эхо «Душекружения».
– Пресса давно окрестила «Душекружение» легендарным и виртуозным спектаклем. Но мне бы хотелось услышать, что он значит именно для вас – как актерская работа, как жизненный этап или творческое высказывание.
– Для меня это уже не просто спектакль – это часть жизни, ведь он сыгран, пожалуй, больше 300 раз. Он все время со мной: меняется, развивается или останавливается в своем развитии – в зависимости от того, что происходит в моей жизни. Я его закрывал пару раз, потом опять открывал. Порой мне кажется, что он мной руководит.
– Ничего себе, больше 300 раз, как же вам не надоедает его играть?
– Это главный вопрос, который я задаю себе. Действительно, не надоедает. Думаю, дело в том, что те глубины и те вопросы, которых касается и которые задает Набоков в рассказах «Картофельный эльф» (16+) и «Королёк» (16+), из которых состоит спектакль, вечны – и по теме, и по смыслам. А поскольку Набоков – мастер формы, и форма у него всегда изысканная и, на мой взгляд, очень театральная, то спектакль представляет собой то самое сочетание содержания и формы, которая позволяет актеру не останавливаться в своем исследовании материала. Я считаю, что в любом спектакле самое важное для актера, помимо лицедейства, – это исследовать самого себя. И ту тему, те задачи, которые предлагает автор и драматург. И в этом смысле проза Набокова бездонна. Ну и потом это прекрасная актерская практика, потому что за полтора часа удается погрузиться в 11 персонажей.
И что еще очень важно: Юрий Андреевич Васильев во время подготовки спектакля давал мне возможность и воздух для сочинения. Вот этот вкус сочинения вместе с режиссером, на мой взгляд, просто необходим. Когда актер и режиссер идут рядом по одной дороге и создают спектакль вместе.
Подчеркиваю: актер не становится винтиком или куклой в руках режиссера, а он такой же полноправный художник. Настаиваю на том, что актер – художник, и значит, он осмысливает время, себя в этом времени, значит, он пытается себя развивать, прислушиваться к себе и так далее. Спектакль «Душекружение» был первым опытом, который меня этому научил. И дальше, когда я сам стал ставить спектакли, старался и стараюсь вместе с артистами двигаться в то море, в котором спектакль поплывет дальше.
– Вот мы и плавно подошли к режиссерской стороне вашего творчества. Вы поставили уже огромное количество спектаклей. Бывает ли такое, что спустя определенное время вы оглядываетесь на свои прошлые постановки и думаете, что сейчас бы сделали совсем по-другому?
– Конечно, бывает, что я спустя годы смотрю на свой спектакль и думаю: «Как же я был наивен!» или «Зачем же я так сделал?» С одной стороны, я себя прежнего критикую, но с другой – отпускаю. Потому что понимаю, что в то время, в том возрасте это могло быть только так. Но если бы прошлое можно было приблизить, то я многое бы переделывал. Например, я понимаю, что и спектакли в Омской драме сегодня немножечко бы подкрутил – в том смысле, что они слишком пестро и слишком театрально для меня, сегодняшнего, сделаны.
– Такая возможность «подкрутить» будет у вас скоро в Омском театре драмы.
– Я пока не знаю, что меня ждет. Нужно будет вводить новых артистов, что тоже довольно серьезная работа. Если я увижу, что можно что-то изменить, попробую это сделать. Посмотрим. В Омской драме работают чудесные артисты, и если я почувствую какую-то тоску по той прежней, молодой энергии, то ничего не буду менять. А если пойму, что надо что-то «подсушить» в спектакле, мы это сделаем. Лишь бы хватило на всё времени.
– Александр Львович, в вашем творчестве довольно большую роль играет Достоевский. Возникает ли у вас какое-то особое ощущение, когда вы приезжаете в Омск – город, который сыграл свою роль в судьбе писателя?
– Насчет Достоевского я вам так скажу: это не самый мой любимый автор. Да, много лет я делал «День Достоевского» (12+) в Петербурге. Но делал это на энергии преодоления. Потому что нужно было одного из самых замкнутых писателей, который как будто бы даже не создан для того, чтобы выходить за рамки комнаты, сделать общедоступным для зрителей. Для меня это всегда было интересной творческой задачей. И не менее важна была замечательная творческая компания, делавшая «День Достоевского»: прекрасная Вера Сергеевна Бирон, замдиректора музея Достоевского, лучшие артисты Петербурга из разных театров. Для нас это была единственная возможность собраться вместе, посочинять, пошалить. У нас была такая озорная энергия, хулиганская. Последние несколько спектаклей на «День Достоевского» делает Илья Дель, и делает замечательно – вот для него это действительно самый главный писатель. Хотя я всю жизнь пытаюсь постигать Федора Михайловича. Может быть, когда-нибудь дотянусь до него.
– Кто же тогда для вас главный писатель?
– Набоков, Чехов, Толстой. Выбирать между Достоевским и Толстым – это пошлость, конечно, но со Львом Николаевичем мне как-то полегче, поинтереснее. Я много раз делал работы по Толстому: спектакли «Крейцерова соната» (16+) в Тюменском драматическом театре, «Война и мир» (16+) в Будапештском театре Вигсенхас. В театре Комиссаржевской идет мой спектакль «Анна в тропиках» (16+), где сюжет пьесы выстроен вокруг «Анны Карениной» (16+). Как-то с Толстым меня соединяет судьба. Что же касается Достоевского и Омска, то когда я ставил в Драме последний спектакль «Дон Жуан, или Любовь к геометрии» (16+), я жил в съемной квартире за театром. Судя по музейным плакатам, это было на месте каторжных поселений. И, знаете, там довольно сложная была энергия, темная.
– На темной ноте не хочется заканчивать беседу, давайте напоследок вспомним светлое. Если оглянуться назад, что вы считаете своим главным достижением в театральном искусстве?
– Я не люблю подводить итоги, мы все находимся в пути. Без итогов: просто в моей жизни было несколько актерских и режиссерских спектаклей, очень важных для меня. Таковыми были и остаются все три омские работы. Они во мне, живут и не отпускают. Я не устану говорить, что Омский академический театр драмы – это мощное пространство, где растут, живут, творят настоящие театральные художники. И это передается из поколения в поколение. Когда ставил «Лжеца» (16+), я только начинал делать спектакли на большой сцене – и сразу попал к артистам, которые меня сильно поддержали. Для меня тогда это было важно. А что касается достижений – да бог с ними, с достижениями. Надо радостно и осмысленно жить в искусстве, а не думать о достижениях. Сейчас время такое, что нужно извлекать смысл, свет, надежду из всего, что делаешь. Это сиюсекундное чувственное соединение со спектаклем может помочь дышать. Все-таки театр – это место света. Как в библейском высказывании: «Свет во тьме светит». Что бы ни происходило вокруг, этот свет всегда есть. И в театре он светит очень сильно.
