Серебряная реликвия с грустной историей, ритуальный шарф ламы и черная Жанна. Что скрывается за дверями квартиры художника и директора студии Studio34 Михаила Рубанкова.
«Вечёрка» продолжает серию репортажей из-за закрытых дверей — проект под названием «Сами напросились». Мы напрашиваемся в гости к известным омичам, прихватив с собой фотоаппарат, и рассказываем вам, как живут публичные люди. В первом выпуске спецпроекта мы заглянули в шкафы и под кровать к актерам театра «Арлекин» Дмитрию и Наталье Войдак. А сегодня отправились к контемпорари-художнику Михаилу Рубанкову.
— Я живу тут с марта. И в последнее время тут свои работы делаю чаще всего, в студии уже реже. Квартира эта не моя, съемная, особо тут ничего не делал, но немножко под себя обустроил, — встретил нас на пороге хозяин. «Немножко» оказалось понятием весьма относительным: со всех стен, из каждого угла этого жилья раздается: «Эй, пс… Тут живёт художник!» Картины на стенах, стол с красками, тумбочка с портретом советского концептуалиста на открытке. А в тумбочке еще и обнаружилась семейная реликвия, чья история связана с трагическими событиями.
— У моего прадеда очень грустная история. Сейчас я вам покажу одну вещь… Вот. Настоящий швейцарский хронометр Бреге. Серебряный, с золотыми стрелками. Ему больше ста лет, и он до сих пор идет, если завести, — Михаил достает часы. Точно такие, какие были у Онегина из пушкинского романа. — Мой прадед Захар Матвеевич жил в деревне Половинка, это в 30 км от Омска. И он пошел на Первую мировую войну воевать. Его там взяли в плен, он прожил после плена в Германии какое-то время, а потом вернулся сюда в 30-х годах. И в 38-м году его и еще нескольких мужчин из семьи расстреляли по доносу. Все, что от него осталось, — он привез из Германии эти часы с брелоком. Он оставил их своему сыну, моему деду Михаилу Захаровичу, в честь которого меня назвали. Дед передал часы отцу, а отец — мне.
— Я узнавал подробности: несколько лет назад даже ходил в архив ФСБ, мне там дали все документы на прадеда. «Такого-то числа расстрелян там-то, по такому-то доносу». В доносе было, что он типа немецкий шпион — хотя какой он там немецкий шпион — в деревне… Причем мне потом папа говорил, что этот донос вообще какой-то дальний родственник написал. Он ему завидовал… — Михаил бережно складывает семейную реликвию в коробочку и убирает с посторонних глаз.
А наша экскурсия продолжается: художник переходит к рассказу об остальных интересных предметах — их, в отличие от брегета, могут увидеть все, кто придет в эту однокомнатную квартиру. И случайных предметов (как, мы уверены, и случайных людей) здесь нет: с каждым связана особая история. В том числе и с Брюсом Ли.
— Эту фигурку мне подарили. Я раньше занимался единоборством джиткундо, которое придумал Брюс Ли. И до сих пор тема Брюса Ли сквозит у меня в жизни, работах: например, одна из моих картин так и называется — «В детстве Брюс Ли был маленьким». Можно сказать, он был кумиром детства: мы ходили в ДК «Строитель» на «Остров дракона», «Выход дракона» — вот эти все его боевики.
В квартире Рубанкова соседями Брюса Ли по площадке стали большая деревянная коробка, в которой однажды с Кубы художник привез сигары, и статуэтка Будды в позе лотоса. Эту маленькую фигурку Михаил купил на Хитром рынке за 150 рублей.
— Представляешь, среди хлама стояла. А этот желтый хадак (ритуальный шарф в буддизме. — Прим. «ВО») я привез из Бурятии – Иволгинского дацана. В 30-х годах впал в глубокую медитацию бурятский лама Итигэлов, его закопали в землю и делали ему подношения. Это от него платок, он освященный ламой. Ну, мумией ламы.
— Ты считаешь себя буддистом?
— Нет. Мне просто культура нравится. Я не соблюдаю все их заповеди. Стараюсь соответствовать немного, но по мере сил. Нравится сама философия буддийского отношения к жизни.
— А эту открытку я купил в Московском музее современного искусства, на ней изображён Комар — советский художник-концептуалист. Был такой дуэт — Комар и Меламид, и мне прям сильно нравится их точка зрения на мир. Но мне в принципе нравятся концептуалисты советские. Открытка называется — «Суперобъекты для суперкомфорта суперлюдей», и у Комара и Меламида — целая серия всяких разных объектов: наушники, ложки и прочее.
От статуэток и открыток переходим к книгам: кто, если не они, способны рассказать о личности своего хозяина? И надписи на корешках не вступают в диссонанс с увиденным ранее. Самая знаменитая книга Эрика Берна соседствует с «Большой книгой шамана», и на этой же полке — «Хроники Беднотауна» Дамира Муратова.
— Этот предпоследний каталог мне Дамир подарил. Кстати, тут на полке ещё и маленькая советская аптечка есть на случай апокалипсиса, — Михаил показывает коробочку с пластиковыми ампулами, умещающуюся в ладони. — А этот серебристый дирижабль еще с той квартиры. Я недавно разобрал и перевез вещи. Жалко выкидывать, ему уже лет 15. Это не игрушка, я раньше модельки склеивал и красил, вот сделал дирижабль в честь Led Zeppelin. Вообще в эту квартиру перевез все какое-то особенное: то, что не выкидывал, что прошло сквозь время.
Свое съемное жилье Михаил Рубанков постепенно превращает в галерею. На стенах можно вживую увидеть работы, которые знакомы поклонникам творчества художника по «Инстаграму». Говорит, студия от картин уже ломится: рисует Рубанков больше, чем успевает продавать. А заодно заполняет пустые серые стены квартиры фрагментами собственного взгляда на окружающую действительность. «Бабушкины одеяла» на снимке нашего фотографа — это тоже картины.
Главное же место в единственной жилой комнате этой «сталинки» занимает рабочий стол художника. Это настоящий винтаж и первая покупка, сделанная после переезда.
— Когда я сюда переехал, тут не было никакого стола, только кухонный, но на нем вообще неудобно рисовать. Да и свет на кухне плохой. И первое, что я сделал, — нашел на «Авито» этот стол и очень был рад своей покупке. Потому что, во-первых, стол мегафункциональный, в нем куча всяких полок, где можно хранить краски. Во-вторых, это ГДРовский стол 73 или 74 года, то есть это уже реальный такой винтаж. К сожалению, его раскрасил кто-то. В оригинале он цвета венге, но его кто-то затюнинговал. Но все равно стол классный: удобный и очень качественный.
На столе стоит акварель — с ней у художника непрерывная любовь. На полках мы обнаружили скотч, акрил и… три пачки ярких поплавков.
— Да это я хотел арт-объекты делать. Я так себе рыбак, рыбачу по чуть-чуть, как все, без фанатизма. А арт-объект хотел приурочить к одному событию, но не срослось. Ничего, может, ещё сделаю.
Под темным столом мелькает черный хвост. Оказалось, у его желтоглазой обладательницы романтичное имя. Черную пушистую кошку зовут Жанна, ей уже 13 лет.
— Жанна всю жизнь живет со мной. Я нашел ее на улице, когда она была совсем маленькой. И с тех пор, сколько поменялось квартир и всего на свете, она всегда со мной проходит через эти изменения. Переезжаем вместе.
Светлая, с высокими потолками квартира художника наполнена историями. И нам она показалась очень уютной. Здесь приятно беседовать, и, переместившись в просторную кухню, пить кофе, сваренный по собственному, «рубанковскому» рецепту: хозяин варит его в турке с добавлением специй.
— Приглашаю ваше издание 3 декабря в музей «Искусство Омска», будет открытие классной выставки, — в этой квартире разговоры об искусстве продолжаются и во время процесса варки кофе. — Выставка и для Омска необычная, и для нас, и вообще. Называется «Целлулоид», фото-акварель, наш совместный проект с омским фотографом Артемием Матюниным. Мы делали постановочные фотографии в разных локациях, таких жутковатых, потом распечатывали на акварельной бумаге, и я докрашивал акварелью фотографии. И все это подведено под мощную концепцию. Приходите.
Придём. В том числе и проводить Михаила Рубанкова. Он все же покидает Омск. К счастью, лишь на время, хоть и продолжительное: на днях художник стал финалистом крупного конкурса. «Крутого! О нем я расскажу, когда будет можно» — загадочно улыбается герой нашего материала. По условиям проекта Михаил должен зиму и часть весны провести в Москве. Автора бренда MR34 ждет горячая пора.
*****